Шхххх… Очередной хулиганский порыв ветра, свистнув, перекинул через макушку, на которой они сидели, какую-то ворону в растрёпанных чувствах, радостно махавшую всеми крыльями вместе, и каждым пером по отдельности.
- Ну не сумасшедшая, а?! – с нажимом спросил Стоун.
- Ну, - подумав, ответил Павло, - наверное, они все такие.
Громадное оранжевое колесо медленно катилось вниз, намереваясь нырнуть в море, и, наверное, отоспаться в его таинственной синеве. Но пока оно ещё не дотянуло до горизонта, лучи его прорезали розовым и сиреневым перистые куски ваты на небе, текли золотом по поверхности моря, и окрашивали вечер восхитительной контрастностью. Стоун повертел головой, ещё раз бросил взгляд на фланировавшие перед ними купола, ставшие в предвечернем свете абсолютно завораживающими, и спросил:
- А ты кого имеешь ввиду?
- Да всех, кто в воздухе. Сам знаешь – тот, кто научился отрываться – другой!
- Угу! – угрюмо бросил Стоун, - только отрываются они по-разному! Одни, отрываются, для того чтобы лететь. Другие отрываются – чтобы быть отвязанными! Отморозки фиговы! – он зло сплюнул с обрыва.
- Ну что ты сердишься? – миролюбиво спросил Павло.
- А ты будто не знаешь?! Ну сколько раз я из-за него чуть инфаркт не получил, а? Ты помнишь?
- Помню, - хмыкнув в ответ Павло.
- Ну, пока учился – сам Бог велел…
- Велел? – Павло удивлённо вскинул брови.
- Ну, это я образно… - стушевался Стоун, - Потом SIV. Ну чего он только не вытворял? Ну, нормальные люди себя так ведут? Зачем загонял купол в спираль, чтобы прибор зашкалило? Зачем какие-то кривые петли крутил? Зачем для интереса – сколько выдержит – ассиметрию удерживал, пока башка чуть не отказала? Зачем своими перегрузками чуть подвеску в воздухе не разорвал? Зачем на деревья на винговерах садился? ЗАЧЕМ?
- Ну… - начал было Павло, но Стоун перебил его.
- А сейчас, - он ткнул пальцем в яркий красно-белый купол, царапающий ухом скалу – ну зачем? Опасно ведь! И знает же, мерзавец, а лезет! Гад!
Павло украдкой посмотрел на друга. Было такое ощущение, что у того даже крыло из белого стало пунцовым от злости.
- Любишь его? – помолчав, спросил он Стоуна.
- Кого?!?!?! Этого паразита?!?!?! – подорвался тот, и спустя мгновение, с потеплевшим взглядом, просто сказал, - Да…
Они помолчали, посмотрели за каруселью куполов у скальника, полюбовались вереницей парапланов на фоне моря, идущих к пляжу на посадку, и Стоун продолжил:
- Понимаешь, с остальными проще – от них практически всегда знаешь, чего ждать. Они спокойно валяются на диванах, читают газеты, ищут маленьких приключений, и следить за ними очень просто… И скучно! А с ним… - и он, с какой-то затаённой гордостью, посмотрел на своего подопечного.
- Понимаю, - с улыбкой ответил друг, - Смотри, на посадку пошёл. И нам пора!
- Пора, - подтвердил Стоун, и друзья, моментально собравшись, расправили свои крылья.
Они приземлились на пляж минутой раньше приземления Красно-Белого. Тот шёл на посадку в эффектной плавной спирали. «Йох-хоу!» - разрезал он криком воздух, чертя рукой дугу на песке. «Всё! На сегодня – alles!» - объявил он восторженным друзьям после посадки. «Вот ведь чёрт… Ну тебя сегодня укладывало!… Ты как кот – с семью жизнями! … У тебя по ангелу на каждом плече…» - слышалось со всех сторон. Павло с усмешкой слушал восторженные возгласы.
- Ну что – пошли, - спросил он друга.
- Пойдём, - ответил тот, и они повернули в сторону маленького красного кусочка, ещё не успевшего спрятаться за горизонт.
- Кстати, давно хотел тебя спросить – а почему тебе ник нравится больше, чем твоё имя? И почему именно такой ник?
- С кем поведёшься – от того и наберёшься! – буркнул Стоун, - А ник такой, потому что Стоун – это, как ты знаешь, по-английски «Камень». Ну, а камень, как ты, опять-таки, прекрасно знаешь, означает «Пётр». А потом, - он махнул рукой, - ты вон тоже Павло, а не Павел.
Друзья хитро переглянулись, и молча пошли дальше. Вместо солнца на западе остался только фонарик, который прочертил золотую дорожку на поверхности моря. По этой дорожке и зашагали друзья в полной тишине. И только их белые крылья рисовали причудливый узор НА ВОДАХ...